Есть такая профессия – библиограф

Близится Всероссийский день библиотек. Слово «библиотекарь» как правило объединяет (а подчас скрывает) разные библиотечные профессии: библиотекарь, методист, специалист отдела обработки книги,реставратор, программист, библиограф. Кто такой библиограф? Чем занимается в библиотеке? Сухие строчки энциклопедии сообщат:

«Библиограф – специалист в области библиотечно-информационных ресурсов. Библиографы занимаются систематизацией информационных материалов: составлением информационных карточек и ведением каталогов»

Библиография – фиксирует и изучает все, что создано и описано человеком и превращено в коллективное достояние — книги. Действия библиографа по разысканию, трансформации и реконструкции знаний подчас деятельности детектива. Библиограф, задавая вопросы и обращая внимание на детали, путем нестандартных размышлений ведет пользователя к результату. Романы Агаты Кристи и рассказы Эдгара По гораздо ближе к библиографии, чем это может показаться на первый взгляд.

Надо признать, что в общественном сознании библиография занимает весьма скромное место. Библиотечная тема худо-бедно представлена в художественной литературе, хотя написано о библиотеке и библиотекарях до обидного немного. Что касается образа библиографа, то он крайне редко становится объектом интереса писателей. Это справедливо по отношению к литературе современной. А каким был образ библиографа в литературе прошлого?

Библиотеки при книжных лавках В.А.Плавильщикова и А.Ф.Смирдина играли роль литературных салонов, которые посещались виднейшими русскими писателями. Насколько можно судить, первое упоминание библиографии на страницах художественного произведения относится к 1828 г., когда в Петербурге появился анонимный сборник рассказов и очерков П. Л. Яковлева, плодовитого литератора; брата лицейского товарища А. С. Пушкина, «Чувствительное путешествие по Невскому проспекту». Действие одного из рассказов «Книжная лавка» происходит, по-видимому, у Плавильщикова.

Автор иронизирует над своим героем, мечтающим прослыть литератором. Монолог его заканчивается словами: «Пусть буду автором. Мне дешево достанется это название… стоит только отобедать в кругу литераторов… чего же лучше? Итак, я прочту свое путешествие, прослыву автором… Плавильщиков поместит меня в каталог русских писателей — и я бессмертен!». Кажется, несмотря на шутливый тон, автор всерьез (и не без оснований!) полагает, что включение книги в библиографический труд спасет его от забвения.

Необычайную популярность в литературных и научных кругах приобрел составленный В. Г. Анастасевичем «смирдинский каталог» с тремя дополнениями к нему, весьма полно представивший русскую книгу первой половины XIX в. Это отметил В. Г. Белинский, одобривший «счастливую мысль Смирдина» и считавший, что каталог – «настольная ручная книга в кабинете каждого литератора».

Позднее, в 40–50-е годы, в пору расцвета жанра «физиологического очерка», «Росписи российским книгам…» библиотек В. А. Плавильщикова (1820 г.) фигурирует на страницах рассказов, посвященных нравам и типам «холодных букинистов» – разносчиков. Каждый такой букинист, начиная свою карьеру, не преминет запастись «библией книжников» – каталогом библиотеки Смирдина, «сравнительно с ним закупает на Толкучем (рынке) целую кипу книг, почти за ничто, и отправляется с ним по городу. Вот вам начало букиниста».

В сатирическом очерке барона Брамбеуса (О. И. Сенковского) «Превращение голов в книги и книг в головы» есть описание целого паноптикума «голов», особое «отделение» отведено «головам-ящикам с умом на пружине». Это – головы лексикографов, хронологов и библиографов.

Вот «голова славного африканского библиографа. Извольте заметить, что она внутри имеет вид шкатулки со множеством перегородок и ящиков, которые битком набиты заглавиями и форматами книг, книжечек, брошюр, уставов, уложений, положений и учреждений всех известных и неизвестных народов. Эти заглавия теперь перемешаны и лежат в беспорядке по разным ящикам, потому что в таком виде они всегда лежали в голове… Вы, может статься, думаете, что подобные головы ни к чему не годятся?.. Вы ошибаетесь: в нужных случаях с ними делают чудеса. Так, например, этот глубокоученый библиограф имел обыкновение сверлить пальцем в ухе при всяком затруднительном случае: ему довольно было повернуть палец известным образом, и эти заглавия и форматы вдруг приходили в брожение, ворочались, шевелились с шепотом, как раки в кастрюле, перескакивали из ящика в ящик, строились в шеренги, укладывались дивными узорами. Я могу показать вам это на опыте. Вот, кладу палец в ухо этой голове и, как скоро поверну им в «одну сторону — крак! — смотрите, все издания расположились по алфавитному порядку!.. Что ж вы скажете о такой голове? Теперь поверну пальцем в другую сторону— крак! — ну, что, видите ли?., те же издания построились в хронологический порядок, по годам своего выхода в свет. Посверлю ей в ухе еще иначе: вот хронологический порядок оборачивается вверх дном, и все книги ложатся отделениями, по содержаниям. Удивительная голова!»

Удивителен и чрезвычайно интересен, несмотря на едкий сарказм и несправедливые выпады против библиографов, и сам фрагмент сатиры О. И. Сенковского. Ведь перед нами первый не только в отечественной, но и в мировой литературе фантастический прообраз «информационно-поисковой системы» с использованием элементов «механизации». Описание Сенковского чем-то напоминает ручкой поиск и систематизацию печатной информации с помощью перфорированных карт. Трудно сказать, что именно натолкнуло Сенковского на эту идею, опередившую, по крайней мере, на столетие свое время. По-видимому, Сенковский, популярный журналист и в то же время один из крупнейших русских ориенталистов, профессор Петербургского университета, часто прибегавший в своих занятиях к помощи библиографии, прекрасно понимал важность мобильной перестройки библиографического материала в нужном исследователю порядке.


Но подлинный взрыв интереса русских писателей к библиографии происходит в 60–70-е годы. Вызван он был широким увлечением библиографическими разысканиями, формированием так называемого «библиографического» направления историко-литературной науки. Представители этого направления не раз становились мишенью для писателей из революционно-демократического лагеря, а библиография – в свойственном времени широком ее понимании – полем битвы с либералами и откровенными ретроградами. Жанровый диапазон посвященных им произведений достаточно широк – от дружеских юмористических посланий до едких сатир. Широкую известность в истории библиографии получила сатира Н. А. Некрасова «Литературная травля, или Раздраженный библиограф».

Некоторые библиографы были настолько популярны в Петербурге, что писатели укрывали их имена под весьма прозрачными псевдонимами. Так, в рассказе В. В. Крестовского «Букинист», опубликованном в сборнике «Петербургские типы», изображен книжник новой формации, «тертый калач», «сквозь огонь, воду и медные трубы перепущенный». Любопытен прием, с помощью которого он проникает в дома известных петербуржцев. Дабы снискать доверие хозяина, он объявляет себя присланным «от Н. Ф. Щ-ны, М. И. С-кого, г-на Г-ди или г-на М-ва». Читатели легко угадывали имена крупных ученых, библиографов и литераторов 60-х годов – публициста и критика Н. Ф. Щербину, историка М. И. Семевского, библиографов Г. Н. Геннади и В. И. Межова. В дальнейшем пройдоха-букинист сам расшифровывает некоторые имена, хотя и смешно искажает их: «От Михайлы Ивановичa Синевского к вашей милости присланы… Теперича вот у Михайлы Ивановича али у господина Генадия – просто страсть сколько книжек – шкапы лопаются! Право слово, лопаются!»
Библиофильские и библиографические «дружества», близость к ним многих поэтов – некоторые из них и сами были завзятыми книжника – все это породило особый фольклор, уже в то время частично проникший на страницы печати. Несмотря на шутливую тональность, стихотворения затрагивали чрезвычайно важные вопросы библиографии. За юмористической пикировкой скрывался серьезный разговор об этике и методике, как сказали бы сейчас, библиографического труда, тщательности разработок, недопустимости дилетантизма, порождавшего ошибки иногда весьма курьезного свойства.
К библиографам и библиографии обращено шутливое стихотворение Я. П. Полонского.

Я за прозу берусь, я за вирши берусь,                                                             И забвенья реки не боюсь, не боюсь –                                                             От журнального лая спасая поэта,                                                             Не надолго меня спрячет темная Лета.                                                             Ходит мусорщик вдоль этой темной реки –                                                             И нет глаза быстрей, нет ловчее руки…                                                             Все, что только в волнах этой Леты мелькает,                                                             Что ни вынырнет, все то он жадно хватает:                                                             И не только рублевых, грошовых писак                                                             От него эта Лета не спрячет никак.                                                             Чуть завидит кого, – живо на берег тащит,                                                             И ликует душа его, аще обрящет.                                                               От ветошной души пусть ветошка одна                                                             Попадется – и та будет им спасена.                                                             И пускай целый свет смысла в ней не увидит,                                                             Он хоть метку найдет и ее не обидит,                                                             И ее поместит в поминанье свое,                                                             Как великое имя, неведомо чье!

Известно лишь несколько эпиграмм и посланий к библиографам литератора П. К. Мартьянова, чрезвычайно слабых в художественном отношении. В своей книге «Цвет нашей интеллигенции» он, в частности, опубликовал эпиграмму на В. И. Межова:

Все книги русские читает –
По корешкам, конечно,
И на отделы разбивает,
В свой «Каталог» внося беспечно.

Мартьянов намекает на то, что монументальные труды Межова в большинстве своем составлялись без описания источников de visu – непременного правила библиографического труда.
Другое четверостишие, посвященное П. А. Ефремову, носит откровенно панегирический характер:

  Почтенный наш библиограф-библиофил.
Родной поэзии негаснущих светил,
Творений вековых знаток и собиратель,
И жизни их и гения истолкователь.

Падение интереса русских писателей и к личностям библиографов, и к самому библиографическому труду вполне понятно. С 80-х годов происходит размежевание гуманитарных научных дисциплин; библиография, находившаяся прежде в единстве с историей литературы, текстологией и критикой, выделяется в самостоятельную область знания и практической деятельности. Связи библиографов с литераторами постепенно разрываются. Разрушение «альянса» приводит к тому, что библиографы крайне редко становятся персонажами художественных произведений. Начало же XX в. дало лишь одно, насколько можно сейчас судить, хотя и замечательное, стихотворение, посвященное библиографии, – «Терцины к спискам книг» В. Я. Брюсова (1901 г.).

И вас я помню, перечни и списки,
Вас вижу пред собой за ликом лик.
Вы мне, в степи безлюдной, снова близки.

Я ваши таинства давно постиг!
При лампе, наклонясь над каталогом,
Вникать в названья неизвестных книг;

Следить за именами; слог за слогом
Впивать слова чужого языка;
Угадывать великое в немногом;

Воссоздавать поэтов и века
По кратким, повторительным пометам:
«Без титула», «в сафьяне» и «редка».

Мечтайте, думайте, ищите славы!
Мне все равно, безумец иль пророк,
Созданье для ума и для забавы.

Я всем даю определенный срок.
Твори и ты, а из твоих мечтаний
Я сохраню навек семь-восемь строк.

Всесильнее моих упоминаний
Нет ничего. Бессмертие во мне.
Венчаю я — мир творчества и знаний».

Современная литература не балует своим вниманием фигуру библиографа. И напрасно. У этой профессии имеется одна удивительная особенность – общение с накопленным человеческим знанием один на один, без посредников. И не только в качестве обозревателя, но и соучастника. Раскрепощение, чувство свободы библиографа, обострение не только памяти, но прежде всего – интуиции, когда всего лишь несколько строк в энциклопедии или справочнике, набранные петитом, – это и озарение, и подсказка, необходимые для решения задачи. И библиограф выбирает правильный путь…
Словом:
Слава библиографу,
Лоцману науки!
Академик и студент,
Попадая к нему в плен,
Не умрут от скуки.

Ты, читатель, не робей,
В дверь входи смелее,
Что спросить
не можешь сам –
Прочитаем по глазам
Мессинга скорее!

Библиограф, кто же ты:
Врач, поэт, философ?
Бровь не дрогнула твоя,
Не поникла голова
От шальных вопросов.

Будь же славен этот труд –
Поиск ежечасный!
Узнавать и помогать –
В мир дорогу открывать –
Это так прекрасно!

Источники:

  • Блюм, А.В. Библиографы и библиография в русской художественной литературе XIX в. [Электронный ресурс] /А.В.Блюм // Виртуальный библиограф [сайт]. — URL: https://biblio.lib.kherson.ua/ru-a-blum.htm . – дата обращения 20.05.2019г.
  • Барышева, Т. Б. Размышления о профессии: прозаический аспект [Электронный ресурс] /Т.Б.Барышева // Виртуальный библиограф [сайт]. — URL: http://http://biblio.lib.kherson.ua/ru-baryisheva.htm – дата обращения 20.05.2019г.
  • Леонов, В. П. Наша профессия [Текст] / В.П.Леонов // Мир библиографии. – 2005. — № 1. – С. 2-6.
  • Лопатина Н. В. Профессия библиографа в период информатизации [Текст] / В.П.Леонов // Мир библиографии. – 1998. — № 3. — С. 35-37.

ПроЧтение