Автор: Наталья Корчагина

В наши дни только ленивый не бывал на Таганае. Сопка Двуглавая, Белый Ключ, Откликной гребень, Круглица — невзначай вставлять в свою речь эти названия стало модным, как стал модным и сам Таганай.  Вот только златоустовские горы не сегодня и не вчера заинтересовали местных жителей.

В начале XX века семья Теплоуховых — муж (акцизный чиновник), жена (домохозяйка) и дети (от семи до 12 лет) — тоже любила прогуляться по живописным окрестностям. В ходе этой далеко не светской прогулки случались любопытные встречи и не менее любопытные разговоры…

Предлагаем ещё один фрагмент из книги К. Н. Теплоухова «Мемуары: 1899-1934» (пунктуация авторская). Итак, лето 1910 года, Таганай…

«Дошли до избушки у Белого Ключа, — пишет Теплоухов, — почайничали, начали устраиваться на ночь. Неожиданно из Златоуста пришла ещё одна компания — три-четыре человека — видимо, рабочие с жёнами. Вели они себя очень корректно. Компания скоро легла. Я ещё сидел у костра, курил. Один из рабочих вышел из избушки, подсел к моему костру, — понемногу разговорились… И проболтали очень долго.

Сначала о пустяках. Он спросил, кто мы, сказал про себя: местный уроженец, слесарь, работает в Златоустовском заводе с 18 лет и… недавно приехал из Америки! Я попросил рассказать поподробнее, — он очень охотно: «Много нам рассказывали, что рабочим хорошо живётся за границей, особенно в Америке: жизнь свободная, работают мало, зарабатывают много. Завидно стало. Навели справки, поверите, — правда — рабочий день восемь часов, а слесарям платят четыре доллара — на наши деньги восемь рублей с лишком… У нас на заводе десять часов работы, а платят всего два рубля — редкий получает больше.  Подумали, потолковали и решили туда поехать, — сначала одним, а потом и семьи перетащить. Поднакопили деньжат, выправили заграничные паспорта, поехали, — всего пять человек, все слесаря. Приехали, работу нашли скоро. Поработали несколько месяцев, видим — не того… Не то, что у нас. Работали, правда, восемь часов, да только так: чтобы не опоздать ни на минуту, да и не отрываться все восемь часов от тисков или токарного станка, — прямо чтобы не думать ни о чём, как бы умереть у него… — тяжело так работать. И платят четыре доллара, а когда и пять, это уже больше десяти рублей в день, зато и жизнь там подороже, — больше половины уходит за квартиру, на пропитание, остальное — так издержишь — на развлечения, увеселения — там много. Смотришь — к концу месяца ничего не осталось.  Стали задумываться, — у нас не так… Работа десять часов: гудок — пошёл, — дойдёшь, 10-15 минут уже прошли, поздороваться надо — с тем, другим, покурить. К тесам стал — зубило тупое, — идёшь поточишь — больше болтаешь… Потом подпилок не сразу найдёшь —у соседа поищешь, — поговоришь… Наладишь всё — опять покурить надо… Гудок на обед, — тут ещё 20-30 минут лишних утянем. С десятником о работе поговоришь — ещё полчаса. Да чистой-то работы и выходит часов пять… Платят только два рубля, а на всё и на семью хватает — изба есть, огородишко, скотина кое-какая. Хватает и на одежду, и на выпивку остаётся, — всё у нас дешевле. Вернулись домой — радёхоньки: сыты — наездились!..».

Акцизный чиновник Константин Теплоухов ярко опиcал жизнь простых уральцев

На рубеже 19 и 20 веков жил в Челябинске Константин Николаевич Теплоухов — акцизный чиновник царской России, который долгие годы вёл дневниковые записи. Потомки Теплоухова подготовили эти записи к печати и выпустили в 2011 году под названием «Мемуары: 1899-1934».

Константин Теплоухов — мастер запоминать и описывать, казалось бы, незначительные жанровые сценки, которые, тем не менее, дают яркое представление о жизни начала XX века.

Вот, например, одна из них (в сокращении, пунктуация авторская). По работе акцизному чиновнику Теплоухова часто приходилось ездить на винокуренный и ректификационный заводы. Уезжал он на извозчике за 70-80 копеек, возвращался на лошади управляющего заводом и давал кучеру на чай 20-40 копеек.

«Раз возвратился ночью, — писал Константин Николаевич, — было очень темно, и я вместо двух серебряных монет дал кучеру две золотые по 7 руб.50 коп., то есть 15 рублей. Увидал уже дома, — кучер уехал…

Утром иду на телефон. Вызываю управляющего заводом, рассказываю, в чём дело. Вдруг меня задевают за плечо, оглядываюсь — вчерашний кучер. «Вот ваши золотые… долго буду помнить…» — «Почему?» — «Я не поглядел, сунул их в карман… Приехал на завод, убрал лошадь, — дома поужинал, лёг… А баба моя полезла в карман… «Где взял золотые?» — «Никаких золотых нет!» — «Ты ещё врёшь! А это что? Украл где-нибудь?..» — и пошла, и пошла, — с кулаками полезла… — ну, и ей досталось! Потом догадался, что вы по ошибке дали…».

Взял я золотые, дал ему за честность два рубля и — как потом оказалось — очень неудачно. Кучер был послан в город со спешным поручением, но, получив деньги, решил, что бутылка пива — десять копеек — не задержит его… Выпив пива, вспомнил, что теперь зима, — лучше бы сороковку водки (20 копеек). Для закуски купил солёной рыбы… Чтобы не хотелось пить дорогой, пришлось ещё выпить пива… и т.д. Кончилось тем, что лошади надоело стоять у лавок, и, когда кучер замешкался в одной из пивных, — она одна отправилась домой на завод. На полдороге её кто-то поймал, привёл на завод. Там всполошились, отправились на поиски кучера… А он, выйдя из пивной, очень удивился отсутствием лошади, но, верный своему долгу, пошёл её разыскивать… К сожалению, ошибся направлением, и его подобрали спящего далеко за городом…».

85 лет назад в Миасском краеведческом музее открылся зооуголок

В 1937 году при Миасском краеведческом музее открылся зооуголок – подобие маленького-маленького зоопарка.

Поначалу в нём содержались два десятка диких зверей и птиц: семья косуль, волк, лиса, заяц, ежи, суслики, бурундук, орлы, филин, канюк (хищная птица семейства ястребиных), сова ушастая, пустельга, сыч, выпь и несколько пресмыкающихся. Тогдашний директор краеведческого музея И. Черных заверял, что зооуголок будет постепенно расширяться, и призывал местных охотников поставлять в музей живых медведей, барсуков, рысей, куниц, а также крупных местных птиц.

И зооуголок на самом деле понемногу пополнялся. В июле 1937-го директор краеведческого музея привёз из Свердловского зоопарка четырёхмесячного медвежонка Мишу – его поймали в уральских лесах охотники. Тем же летом миасские ребята принесли в зооуголок молодого беркута, представителя одной из самых крупных пород уральских орлов, размах крыльев которого уже в таком возрасте достигал полутора метров.

Сотрудники музея и юные натуралисты ухаживали за зверьём, чистили клетки, записывали свои наблюдения за поведением животных и птиц.

В выходные дни наплыв посетителей был особенно велик: музей и зооуголок посещали до полутора сотен людей, половина из которых – дети.

«Дети с интересом наблюдали, как две черепахи ползут к грядкам со специально посеянными для них салатом и шпинатом, — сообщалось в короткой газетной заметке. — Привлекают детей и проделки лисы по кличке Джульбарс. Подолгу стоят дети у клетки хмурой волчицы Мурки, а затем идут смотреть косуль, орлов, сусликов, ежа. Многих животных они сами приносят в музей для пополнения живого уголка».

Случались в зооуголке и чрезвычайные происшествия (к счастью, нечасто). Участниками одного из них стали косули… «В зооуголке нашего музея воспитываются живые косули — самка и два молодых самца, — с этого начал описание события И. Черных. —  Косули обладают прекрасным чутьём и зрением. В случае угрожающей им опасности они иногда все вместе нападают на врага, если это им под силу. Однажды служитель музея выпустил на прогулку трёхмесячного птенца ушастой совы. Совёнок случайно залетел в клетку к косулям. Увидев непрошеного гостя, те набросили на совёнка и забили его насмерть…».

Анна Кравина — о детских играх, бытовавших на Урале в начале XX века

Хотите узнать, во что играли уральские ребятишки в начале XX века?.. Дадим слово простой женщине, нашей землячке Анне Красавиной, чьи воспоминания были опубликованы в альманахе «История людей», вышедшем в 2010 году в издательском доме «Губерния».

«…Вечером нас отпускали играть на улицу. Во что только мы не играли! В «перворехи», «сухую рыбу», лапту, кондалы, горелки, «пчёлку», «коршуна». Вылетаешь из ворот – на улице уже дожидаются и двоюродные, и чужие – и кричишь: «Давайте в «перворехи»!..

Но больше всего нам нравилось играть в «сухую рыбу». Стоило только кому-нибудь предложить эту «сухую рыбу», как все бросаемся по своим дворам, вытаскиваем большие охапки старых лаптей – «осмётки», палку и верёвочку метра на полтора-два. Вбиваем палку, за верхний конец её привязываем верёвочку и укладываем лапти как можно ближе к этому столбику, подошвами вверх. Получается у нас, вроде, стожок из лаптей. «Конаемся» — кому водить, и игра началась.

Кто «водит», тот ходит вокруг этого стожка, держа верёвочку с привязанными к её концу лаптями за середину её длины, так что лапоть висит наготове, чтоб им при случае кого-либо шлёпнуть, а сам зорко следит за всеми участвующими в игре, расположившимися на некотором отдалении вокруг стожка. Однако и они следят не менее зорко за водящим: стоит ему чуть зазеваться, как кто-то, налетев коршуном, хватает лапти, сколько сможет. И счастье водящего, если он успеет огреть лаптем на верёвочке расхитителя. Тогда сам, бросая верёвочку, которую подхватывает потерпевший, хватает лапти и бежит в сторону или отскакивает в сторону без них, чтоб его снова не огрели этим лаптем.

И тут начинается что-то невообразимое: лапоть на верёвочке быстро очень переходит из рук в руки, и в конце концов кто-то остаётся с верёвочкой в руках у столбика без лаптей: лапти растащены, их уже набирают как можно больше в руки и кричат: «Провожать!». Стоящий с лаптем на верёвочке бросает лапоть и бежит, сколько есть сил, туда, где более свободно, стараясь убежать подальше. За ним вся орава играющих, кидая на бегу лапти в провожаемого. А кидали довольно метко. Хорошо ещё, если сухие лапти, но бывали и тяжёлые, сырые, которыми если врежут – на ногах не сможешь устоять. Быстро проводили, с хохотом возвращаются, подбирая лапти. Снова складывают. Водит тот, кого провожали, и игра продолжается…

Другая игра называлась «Пчёлка». Самый высокий из играющих встаёт первым, за ним цепляются за руки по росту, всё меньше и меньше, наматываясь вокруг этого верзилы, стоящего в центре с голиком (голик – веник из голых, без листьев, прутиков – ред.) в высоко поднятой руке. Накрутятся на него и поют: «Пчёлка, пчёлка, дай медку, а то улей разорю!». «Пчёлка» разворачивается и начинает в этой свалке уже раздавать «медок» голиком. Хорошо тем, кто успеет отбежать подальше, а ближним достаётся этого медку вдоволь».

95 лет назад в Миассе появилась первая многотиражная газета «Рашпиль»

В 1927 году стенгазета «Насекальщик», выпускаемая в цехах Миасского напилочного завода, превратилась в печатное издание и стала одной из первых заводских многотиражек на Южном Урале. Назвали газету «Рашпиль», так как она создавалась, в первую очередь, для бичевания пьяниц, прогульщиков, разгильдяев, хотя, как и положено, отражала партийную, профсоюзную, комсомольскую жизнь и производственную деятельность.

В Миасском краеведческом музее сохранились два номера газеты «Рашпиль» — оба майские, но разных лет.

На первой странице «Рашпиля» 1927 года – передовица и план проведения первомайской демонстрации. И вот тут, в этом плане, есть любопытная деталь. Не все, вероятно, знают, что в те годы после митинга (на площади Труда) колонны демонстрантов шли на Октябрьскую площадь, к братским могилам миасцев, погибших в 1918 году в борьбе за Советскую власть. Здесь митинг продолжался выступлениями соратников погибших красногвардейцев, после чего демонстранты возвращалась к Шадринскому мосту и расходились по своим учреждениям.

Наибольшее место в газете, конечно же, занимала критика. Рабкоры не отличались особой грамотностью, но бичевать замеченные недостатки любили. Например, довольно резко относились они к празднованию Пасхи…

«Вот цифры, наводящие на грусть, — читаем в заметке «Святая Пасха на напилочном заводе в цифрах». — В Пасху не вышло на работу в первый день 70 человек и во второй день 19 человек, то есть всего 89. На протяжении всего праздника на работу являлись пьяные. Выработка продукции упала на 10 процентов. Поработали миасцы, рекорд побили, премию бы вам!»

Другой рабочий корреспондент клеймил позором машиниста Тиунова: «На мельнице Дунаева у входа в машинное отделение есть надпись «Посторонним вход воспрещён». Привезли возчики машину и не забыли захватить с собой вина. Воссиял машинист Тиунов при виде этого. Пригласил с вином в отделение, где и началась трескотня. Через некоторое время глаза под лоб ушли и поползли в разные углы, как тараканы. А кругом машины. Так недолго и до несчастного случая!»

Ещё один рабкор тоже подметил, как бесцельно растрачивается рабочее время – и не стал молчать: «Шуровщица Смекалина в смену делает самое меньшее два часа прогула. Пойдёт в кладовую под видом обменять напильник, а сама с браковщиком Лобачёвым лясы точит. А рабочие в очередь ждут её кромку шурить. Мамзель, не заставляй ждать рабочих, а то разговор будет короток».

Острое словцо со страниц «Рашпиля» царапнуло и помощника механика кинотеатра «Металлист»: «Про помощника механика кино «Металлист» уже писали в «Рашпиле», но он ответил: «Плевать хочу с верхней полки!» И 17 апреля опять крыл матом в будке Бородина К., зачем тот зашёл к нему напиться. Администрация! Уйми своего сотрудника, а то неудобно слушать маты посетителям клуба».

Критика – критикой, но в городе происходило и немало хорошего. Читателей наверняка радовали новости о том, что расширяется летний кинотеатр; что решён вопрос о постройке рабочего театра на 1000 мест; что в городском саду оборудуют стрелковый тир и гимнастический городок; что в кинотеатре «Марс» будут отремонтированы фойе и фасад; что около Шадринского моста поставят гипсовые торговые ларьки, куда переселится частный базар с Базарной площади.

Обсуждалось в «Рашпиле» и предстоящее лето. Автор заметки утверждал, что «старые формы пионер-работы устарели» и предлагал обновить их: «От игр и песен пора перейти к методу практических заданий, который позволяет работать по определенной задаче. Сейчас пионерам дано задание — борьба с беспризорностью. Они ходят с подписными листами, собирают железо, кость и т.п., отправляя деньги в фонд беспризорным. Деревенские отряды собирают бедноту на собрания, разъясняют, как писать заявления на ссуду, как она выдается. Так пионеры практически участвуют в деле республики».