Эммануил Мали был убеждён, что хмелеводство может дать крупные экономические результаты.
В середине 1920-х годов в верховьях городского пруда появился необычный сад: на жердях, поднявшись к верху более чем на шесть метров, буйно вились плети хмеля, образуя красивые зелёные заросли.
Вообще-то хмель в наших краях не в диковинку. Растёт дико, оплетая кустарники и деревья на опушках леса. Когда-то миасские хозяйки собирали хмелевые шишечки, делали из них дрожжи, ставили тесто и пекли домашний хлеб.
Тем не менее, необычная плантация привлекла всеобщее внимание. Зачем, казалось бы,имея достаточное количество дикого хмеля в окрестных лесах, выращивать его особо!
Как удалось выяснить журналисту и краеведу Василию Морозову, основателем плантации был Эммануил Иосифович Мали, директор городского музея, задумавший внедрить в сельскохозяйственное производство Урала культурные сорта хмеля. Зная, что хмелевые промышленные плантации имелись тогда только в двух краях (на Волыни и в Тамбовщине), Мали пытался овладеть секретами выращивания культурного хмеля, нужного для пищевой и фармацевтической промышленности.
Начал он с того, что в 1926 году выписал с Волыни 100 черенков хмеля сорта «Замшевый», неприхотливого к почвам, зимостойкого, дающего хорошие урожаи. Волынский «новосёл» хорошо перезимовал и уже в первый год дал небольшой урожай.
Фото из Миасского краеведческого музея
На следующий год он так разросся, что «его плети тянулись выше жердей» — писал Мали в статье «Опыт культуры хмеля на Урале», опубликованной в 1929 году в сборнике «Уральское огородничество и садоводство». — Из урожая 1927 года я продал Златоустовскому пивоваренному заводу 25 фунтов по цене один рубль за фунт… Убеждён, что эта отрасль подсобного хозяйства может дать крупные экономические результаты».
Расширяя посадки, ведя наблюдения за развитием растений, Мали изучал агротехнику хмелеводства, делал экономические выкладки, стремясь доказать выгодность развития такой отрасли на Урале. Его деятельностью заинтересовалось местное сельскохозяйственное кредитное товарищество, отпустившее средства на постройку сушилки для хмеля.
Большой интерес вызвали экспонаты Мали и на Миасской районной сельхозвыставке в 1928 году в селе Кундравы. Однако хмелеводство распространения не получило. Тем не менее, Мали ещё много лет занимался своей плантацией. Миасцы назвали её «садом Мали»…
Накануне дня рождения города, с помощью архивных документов заглянем одним глазком в прошлое Миасса…
Ох, как же мы любим уноситься воспоминаниями в прошлое города: что и где располагалось, как выглядело..
Давайте вспомним станционный буфет на старом вокзале. Трудно?.. Да, он не существует уже много лет, и вряд ли кто-то что-то помнит о нём. Но ведь он был!
Немножко любопытных сведений об этом буфете удалось найти в городском архиве.
Напомним, в 1920-х годах станционные буфеты поступили в распоряжение кооператоров и нэпманов. Качество питания не пострадало: «бархатное пиво, раки, расстегаи, сёмга, балык, икра красная и чёрная, колбасы пяти и более сортов, окорока и ветчина, водка тогдашняя… огурчики прыгучие, грибочки солёные, пироги печёные и жареные с начинками, ну и непременно самовар, в любое время суток парящий и урчащий, отдельные заварочные чайники, сахар со щипчиками, баранки, конфеты в коробках для барышень – «Жорж Борман» и тут же «Большевичка». Герои рассказов Зощенко и Булгакова были постоянными посетителями станционных буфетов и ресторанов, что не удивительно, ведь это были лучшие пункты общественного питания в стране!
В конце 1950-х годов на платформах появились столы «с зонтиками»: местные жители продавали жареных кур, варёную картошку и солёные огурцы. Традиция продержалась до середины 1960-х, пока не было построено достаточное количество вагонов-ресторанов.
…К сожалению, в Миасском городском архиве нашлось немного сведений о станционном буфете, и те датированы серединой 1940-х годов. Но и это интересно.
Фото из открытых источников Интернета
Итак, 1946 год. В состав «коммерческого буфета станции Миасс» (так именовалось данное заведение общепита в документах) входят: буфет с торговым залом на 28 посадочных мест, два киоска и летний павильон.
Из отчёта 1947 года узнаём, что: в штате 45 работников; за весь год поступила всего одна жалоба («не было хлеба»); были построены ледник, конюшня и «ворота-изгородь»; выпущены 12 стенгазет; заготовлено 9,2 тонны овощей и 20 тонн картофеля, а в IV квартале выявлено хищение на сумму более восьми тысяч рублей.
Любопытно было узнать из инвентарной описи товаров, чем торговал буфет в январе 1947 года. В киоске: коньяк «Три звёздочки», калгановый настой (уточним: «калгановая настойка — это спиртовая, водочная или самогонная настойка на калгановом корне, приятный напиток и эффективное средство от многих заболеваний»), бутерброды с сыром и кетовой икрой, папиросы «Беломорканал», котлета в тесте.
В буфете, помимо упомянутого ранее, — мандарины и пиво. У лотошницы плюсом булочки «Французские» и конфеты «Аттракцион».
На складе, конечно же, ассортимент обширнее: чай фамильный (уточним: это чай, который носит имя своих плантаторов, ручающихся за его достоинства), папиросы «Темп», «Казбек», «Астра», сельдь норвежская, вино «Ркацители», печенье «Октябрь» и «Артек», паштеты рыбный и печёночный, карамель «Бухарская», «Десертная» и «Фруктовая помадка», говядина и т.п.
Документы позволяют нам представить оборудование торгового зала. На каждом столе (а их было пять) стояли пепельница, фарфоровый чайник, 1,5-литровый графин, скатерть; на стенах висели радиодинамик и картины «Девятый вал» Айвазовского, «На охоте» (вероятно, имеются в виду «Охотники на привале» Перова), «Рыбаки» (скорее всего, «Рыболов» Перова), а также портрет Сталина и «портреты вождей». По залу сновали официантки в белоснежных блузках, а главным «действующим лицом» был, конечно же, большой медный самовар.
У заведения также имелись конюшня, овощехранилище, киоски, павильон (бревенчатый) с верандой и кухней, телега на железном ходу, мерин по кличке Колька и доска почёта.
В 1948 году буфет выполнил план товарооборота всего на 20%. Из главной конторы поступили рекомендации, какие меры надо принять для выполнения плана: учиться рекламировать кухонную продукцию; выпекать булочные изделия высокого качества в широком ассортименте; выпускать пирожные и торты с художественным оформлением и т.п.
В начале 1949 года директор буфета Кошевой констатировал: плохо идет лотошная торговля, медленно обслуживаются пассажиры проходящих поездов, а жалоб больше, чем по всем другим буфетам Челябинской области. И призвал: «Мы, товарищи, должны обслуживать вежливо, высококачественными продуктами и с хорошим оформлением блюд!»
Было решено «увеличить ассортимент продукции, ежедневно вести доску показателей, оживить работу стенгазеты, организовать головной буфет в помещении вокзала, открыть киоски в общем зале и на перроне».
Через год ассортимент вокзального общепита значительно вырос. По крайней мере, в центральном буфете уже насчитывалось 11 видов вина (на складе — 21), шесть видов ликёра, восемь сортов колбас («Киевская», «Польская», «Баранья», «Говяжья», «Чайная», «Докторская», «Печёночная», «Ветчинорубленная»), 10 разновидностей консервов (мясные и рыбные), пять — шоколада и столько же папирос.
Стало больше булочной и кондитерской продукции: появились ватрушки с творогом, сыром, ягодами, повидлом; пряники «Днепровские»; булки с маслом, с котлетой, с сыром, с икрой, с колбасой, «французские»; пирожки с повидлом, с капустой; коврижка; сдоба «Венская»…
Помогло ли это миасскому буфету выполнить план?.. Неизвестно. Но хочется верить, что помогло…
Название нашего города можно встретить и в Кусинском районе, и в Таллинском порту.
Совсем скоро город Миасс будет отмечать свой день рождения. А знаете ли вы, что есть не только река Миасс, но и гора с тем же названием?.. Располагается она в Кусинском районе, севернее посёлка Магнитка, восточнее станции Злоказово. На фотокопии карты, которую свердловский знаток топографии Южного Урала А. Ананьев прислал миасскому краеведу Василию Морозову, так и указано: «г. Большой Миасс», высота 756 метров. «Труден языкземли, — писал позже Морозов, — Но версия топи, топкого места наиболее вероятна к происхождению названия реки, а возможно и горы Миасс. Ведь гора совсем рядом с Таганайским хребтом, топким и заболоченным на самой высоте».
Гора — это, конечно, интересно. Ещё интереснее то, что название «Миасс» носил в своё время теплоход-сухогруз грузоподъёмностью шесть тысяч тонн, спущенный с судостроительной верфи в 1966 году. Ходил сухогруз по линии морских портов «Владивосток—Таллин». Прошёл без капитального ремонта сотни тысяч километров. В его кают-компании был организован музей Миасса. О том, как сложилась судьба теплохода-тёзки после отделения Эстонии от Советского Союза, сведений нет.
Зато нашлась любопытная информация об отважном поступке моряков сухогруза «Миасс».
…Однажды «Миасс» с партией мирных грузов прибыл во вьетнамский порт Хайфон. В тот день с утра было тихо и безоблачно, ярко светило солнце, но после полудня небо заволокло тёмно-серыми тучами, ветер усилился, полил дождь. Получив предупреждение о начинающемся тайфуне, судно вошло в реку Тхай-Бинь и бросило якорь. Вдруг в наступающих сумерках на поднятых ураганом волнах помощник капитана увидел перевёрнутую джонку, а рядом с ней людей, которые беспомощно барахтались в беснующейся воде.
На воду немедленно был спущен мотобот. Советским морякам удалось подобрать терпящих бедствие четырёх вьетнамских рыбаков. На обратном пути к судну на винт мотобота намоталась рыболовная сеть. Один из матросов нырнул и, рискуя жизнью, очистил винт. На борту сухогруза спасённым вьетнамцам была оказана медицинская помощь, их накормили, переодели в сухую одежду. Городские власти и общественность Хайфона выразили морякам советского судна искреннюю признательность за спасение рыбаков.
Вот такой героический был у нашего города тёзка-теплоход!
85 лет назад Ильменский музей впервые обрёл залы, предназначенные специально для его коллекций.
Естественно-научный музей Ильменского заповедника имеет историю давнюю и нелёгкую. Начало его создания совпало с началом работы заповедника в 1924 году. Первый директор Ильмен, Дмитрий Иванович Руденко, уже тогда мечтал о создании музея, а потому попросил своих сотрудников всё самое интересное, что находилось ими во время расчистки копей, свозить в контору.
В 1928 году для этих находок выделили комнатку сначала в Миасском краеведческом музее, позже — в здании на углу улицы Свердлова и Волостного переулка.
Начавшееся строительство центральной базы заповедника позволило молодому музею и его экспонатам в 1931 году занять почётное место на веранде одного из двухэтажных домов. А пять лет спустя, в 1936 году, открылся Дом научных работников. Именно там 1 января 1937 года торжественно открылся настоящий музей, разместившийся в двух специально предназначенных для него залах.
Тем же летом в заповедник прибыла экскурсия XVII Международного геологического конгресса, в состав которой вошли около сотни учёных из Испании, Голландии, Швеции, Японии, Чехословакии, Англии, России. Гости осмотрели наиболее интересные копи, познакомились с музейными экспонатами — и оставили кучу восхищённых отзывов.
Первый директор Ильменского заповедника Д. И. РуденкоМузей в 1936 годуМузей в 1944 годуЭкскурсовод А. В. Паклин. 1949 год
Постепенно музей становился научным и культурным центром города, популярность его росла: так, в предвоенные годы более пяти тысяч человек за сезон посещали южноуральскую «минералогическую жемчужину». Но 1-го февраля 1941 года случилась беда…
В Доме научных работников, который отапливался дровами, случился пожар. Всего за два часа двухэтажное деревянное здание сгорело вместе с музеем, кабинетами, фотолабораторией, библиотекой и квартирами сотрудников. Остался только фундамент… Как указано в акте, подписанном членами комиссии по проверке ЧП, «загорание произошло от неисправности печи вследствие сильного нагрева. Пожар был обнаружен начальником охраны примерно в 7 часов 35 минут. Послав жену в пожарное депо, он стал звонить в колокол. Разбуженные сотрудники пытались через окна спасти имущество. Однако здание было охвачено пламенем и при сильном западном ветре горело сильно и быстро. В пожарном сарае не оказалось вёдер, лопат, топоров».
Один из сотрудников Ильменского заповедника, метеоролог Антон Скаруцкий, оставил воспоминания об этом событии: «От высокой температуры стекло стало вязким и надулось огромными пузырями. Когда пузыри лопнули, ворвался воздух, и тогда с треском, воем и гудением огромное пламя взметнулось к небу.
Большое здание сгорело с быстротой непостижимой, и, когда через полчаса из города прибыла пожарная команда, тушить было уже нечего. Я бродил по пепелищу в тщетной надежде найти хоть что-нибудь, но это были напрасные попытки.
Сгорели вещи уникальные, восстановить которые было невозможно: старые карты, исторические документы, уникальные образцы минералов — наподобие кристалла граната величиной с мужской кулак с прекрасно сохранившимися гранями. Все, кто приходил в музей, обязательно выражали своё восхищение».
Пожар принёс огромный ущерб. Но уже первого июня 1941 года музей открылся и начал принимать посетителей в помещении красного уголка. Первые триста экспонатов для него были собраны частично из личных коллекций сотрудников, а частично — из свежих сборов с копей.
…А затем грянула война. Более 80 работников заповедника ушли на фронт. Но те, кто остались, продолжали заботиться о пополнении музейного фонда. В сезон 1943-го года в музей поступило 368 образцов каменного материала. Таксидермист Сергей Львович Ушков изготовил и смонтировал 60 экземпляров чучел птиц и зверей, в том числе — знаменитую композицию «Нападение волков на косулю», которая до сих пор пользуется огромной популярностью у посетителей.
Параллельно шло строительство нового здания. И 18 июня 1944 года музей обрёл новое место жительства! В тот сезон был даже организован живой уголок с большим аквариумом и тремя террариумами. Также здесь экспонировалась выставка работ челябинских художников, которые подарили заповеднику восемь своих картин.
После окончания войны большую помощь в художественном оформлении музейных экспозиций Ильмен оказал Евгений Васильевич Никольский, руководитель народной изостудии. Благодаря ему в музее появился макет территории, художественные панно к биогруппам «Косуля сибирская», «Бобры», «Пятнистые олени в природе», «Фауна озёр и болот» и многое другое.
Казалось, всё наладилось. Но… музей был рассчитан на работу только в тёплое время года. Зимой здесь стоял невероятный холод, летом — духота, а весной и осенью — сырость. Температурные перепады не лучшим образом отражались на сохранности экспонатов. Нужно было строить новое здание, которое бы отвечало всем музейным требованиям.
В 1977 году миасские строители возвели коробку лабораторного корпуса и заложили фундамент музея с просторными залами, хранилищами фондов и рабочими кабинетами.
…Современный период в истории музея Ильменского государственного заповедника начался 14 мая 1990 года. В новом здании, художественно оформленном специалистами комбината живописно-оформительского искусства и Зоологического музея Санкт-Петербурга, нашлось место всем богатствам заповедного края: тематическим коллекциям месторождений Урала и других регионов, истории научных исследований «минералогического рая», археологической коллекции, собранной на территории заповедника, где открыто около 50 стоянок древнего человека (неолит, бронзовый век), и, конечно же, животному и растительному миру Ильменского заповедника и Южного Урала.
Уральский добровольческий танковый корпус был единственным подразделением, официально имевшим свой символ
Недавно в СМИ прошла информация, что мэр Златоуста Челябинской области Максим Пекарский лично подарил военнослужащим подшефной танковой дивизии в Чебаркуле знаменитые чёрные ножи, которые пригодятся им в зоне СВО.
А все ли знают, что такое «чёрные ножи» и чем они знамениты?..
«Чёрный нож» — это клинок из златоустовской углеродистой легированной стали; гарда плоская, металлическая, воронёная; рукоять и ножны покрыты чёрным лаком; воронилась также арматура ножен (отсюда и название). Ножи эти ценились за прочность и остроту лезвия и изначально предназначались для экипировки разведчиков и десантников.
А примечательны они тем, что такой нож получал в подарок каждый боец и каждый командир Уральского добровольческого танкового корпуса. На эту особенность в экипировке уральцев сразу обратила внимание немецкая разведка. Склонное к мистике руководство СС усмотрело в этом особый знак, расценивая изделие как колдовской дар, дающий обладателю ножа силу и победу. Некоторые немцы даже боялись получить ранение таким ножом, будучи уверены, что колдовское оружие отправит их прямиком в ад. Не случайно 10-й Уральский добровольческий танковый корпус немцы называли «Дивизией Чёрных ножей». До недавнего времени считалось, что ножи изготавливали только в Златоусте, но однажды кто-то дотошный обнаружил на рукоятке одного из ножей клеймо «МИЗ» — Миасский инструментальный завод… Так что есть вероятность, что миасцы тоже приложили руку к выпуску легендарных ножей.
Кстати…
В составе Уральского танкового корпуса, созданного в 1943 году на средства трудящихся Челябинской, Свердловской и Пермской областей, воевали 67 миасцев.
У Уральского танкового корпуса был собственный джаз-оркестр (!), который часто исполнял «Песню о чёрных ножах».
Известно, что всего было выпущено 3 356 экземпляров таких клинков, часть из которых была богато украшена (офицерский вариант, предназначавшийся в основном для наград и подарков). Один из этих украшенных ножей был подарен Сталину, один — Жукову.
Уральский добровольческий танковый корпус был единственным подразделением, официально имевшим свой символ – «чёрный нож».
Свой первый бой уральские танкисты приняли под Орлом, в самом пекле войны, 27 июля 1943 года во второй фазе Курской битвы. Это было одно из важных стратегических направлений гитлеровской армии. Там впервые и встретились уральцы с врагом. На экипировку бойцов-танкистов обратила внимание немецкая разведка. В листовках командование предупреждало своих солдат: «Внимание! Внимание! на нашем фронте появилась дикая дивизия с черными ножами – Schwarzmesser Panzer Division».
