Журналист Николай Михайлов – о годах, проведённых в Миассе
В автобиографической книге «Бренные пожитки» Николай Михайлов делится с читателем воспоминаниями самого разного толка: о семье, о школе, о мальчишечьих затеях, о детских забавах, о рынках и магазинах.
А вот что осталось в памяти Николая Николаевича о миасской еде.
«Спроси меня сейчас: «А что мы вообще ели в то время?» – я не отвечу. Не помню. Могу сказать только, чего я очень не любил. Ненавидел рыбий жир, который мне давали пить из столовой ложки. Считалось, что это лучшее средство против детской формы туберкулёза, которая у меня в те годы имела место быть. Когда пить рыбий жир становилось совсем уж невмоготу, бабушка пекла на нём так называемое печенье – круглые толстые лепёшки; тоже много не съешь. Ещё терпеть не мог варёную свёклу и пареную морковь – постоянное блюдо на домашнем столе. Других вкусовых отторжений не помню.
Но точно знаю, что разносолов не было. В одной из первых прочитанных мною книг («Что я видел» Бориса Житкова) меня поразила такая сцена. Мать говорит перед сном сыну: «Съешь яблоко и ложись спать». Подумать только – ему приказывают съесть яблоко! Какой счастливый!
Яблоки тогда в Миассе не росли (помидоры, кстати, тоже; сейчас растёт всё), и первое в своей жизни яблоко я съел во втором или третьем классе, когда кто-то из живущих в Баку бабушкиных сыновей прислал нам фруктовую посылку.
Ещё помню, как в фильме «Падение Берлина» Сталин с кем-то разговаривает в своём кремлёвском кабинете, а перед ними стоит ваза с фруктами. Я ничего не запомнил из этого фильма, но очень хорошо помню своё удивление: почему они разговаривают, а фрукты не едят – ведь они же такие вкусные?
В миасском детстве вкусным было почти всё. Я был уверен, например, что овощ с красивым названием «турнепс», который мы высаживали каждую весну вместе с картошкой, – не корм для скота, а обычная человеческая еда, что ячменный кофе – это и есть настоящий кофе, что изредка покупаемые соевые конфеты, которые потом почему-то стали называться «кавказскими», – самые настоящие шоколадные и т. п. Сыр и колбасу я впервые попробовал лет пять спустя, уже в Челябинске.
Недоступные «вкусности» не «отоваривались» на карточки, а продавались по коммерческим ценам или на боны в специальном магазине – Торгсине. Можно было стоять у витрины и смотреть на красиво уложенные пирамиды плиток шоколада «Гвардейский», на розовую мякоть тамбовского окорока, на накрытые марлей головки сыра (прямо по Маяковскому: «от мух – кисея, сыры не засижены»).
Да что там – сыр, колбаса, шоколад! В войну и сахар считался лакомством: посыпанный сахарным песком хлеб был необыкновенно вкусным. Обычно сахар заменяли сахарином – бесцветными химическими кристалликами. Они были намного слаще настоящего сахара. Но, как я прочитал недавно в Большой медицинской энциклопедии, «питательными свойствами, присущими тростниковому и другим видам сахара, сахарин не обладает, так как совершенно не усваивается организмом».
В нашем доме сахарин хранился в рюмке из синего стекла, и мне строго-настрого было запрещено к ней притрагиваться. Потом, во время переездов, рюмка, говоря словами бабушки, куда-то запропастилась.
Праздниками объедания для нас, детей, были три дня в году: 1 мая (День международной пролетарской солидарности), 7 ноября (очередная годовщина Великой Октябрьской революции) и новогодняя ёлка. 1 мая и 7 ноября мне выдавалось три рубля. На них можно было купить три порции мороженого».
| Краеведческая страница |